Моя бабушка, Шукшина Нелли Ивановна - бывший несовершеннолетний узник фашистских концлагерей. На ее долю выпала тяжелая судьба. Когда началась война, ей было 5 лет, ее младшей сестре, Люсе, - 3. Родственники по линии матери - так называемые «ленинградские финны».
«Летом 1941 мама привезла меня к своим родителям в Ленинградскую область, деревню Кемпелево.
Началась война, папу призвали в армию. Маму – на работу в Кировск. В октябре деревню заняли немцы. Мы оказались на оккупированной территории, а мама и папа в Мурманской области. Почти 3,5 года они не знали, живы ли их дети.
Самый страшный день был, когда мы увидели, как по дороге движутся к деревне немцы. Старики, женщины и дети побежали в погреб к соседям. Танк остановился у входа: «Русс, сдавайся…».
Осенью я пошла в школу. Приду к окну, положу руки на подоконник и слушаю. Учительница пожалела меня, велела попросить у дедушки тетрадь и ручку с перышком и приходить в класс. Но скоро немцы из школы сделали конюшню, и моя учеба в деревне окончилась.
Однажды во время бомбежки я пасла корову, испугавшись, убежала на болото, меня искусали комары, в ранки попала инфекция. Ноги покрылись коростами, ранки гноились. Вылечил меня врач-немец, сдирая пинцетом коросты и присыпая стрептоцидом. Смотрел мне в глаза и показывал: «Будешь плакать – не буду лечить». Вытерпела. Поправилась.
В 1943 Немцы принудительно вывезли нас из Ленинградской области в Финляндию. Мы прошли через страшный лагерь Клоога и карантинный лагерь Ойти. Наконец нас поселили в Пёсёниеми, у хозяина Вильяма Лахинкайнена.
Жили мы в маленьком доме, помогали дедушке и бабушке, чем могли: складывали дрова, загоняли скот в хлев, качали воду. Хозяева нас не обижали, а их дочери сшили нам розовые платья с рюшечками на память.
В Финляндии нас с сестрой хотели забрать в приют, но дедушка не отдал, хотя и трудно было нас прокормить, одеть.
Осенью 1944 я пошла в финскую школу. До школы через болото было 4 км, а по шоссе – 7. Страшно было одной идти по темному лесу. Одета я была плохо, в школе ребята надо мной издевались, обзывали «Рюсса». Я была как затравленный зверек.
19.09.1944 был заключен мирный договор между СССР и Финляндией. И в декабре мы вернулись в Советский союз. Обещали вернуть на прежнее место жительства, но вместо этого привезли на принудительное поселение в псковскую область.
Дедушке удалось разыскать нашу маму. Во время войны мама работала в Кировске в школе, учила детей, которых не успели вывезти. С ребятами дежурили в госпитале, ходили разгружать вагоны, в добровольной дружине тушили на крышах зажигалки во время налетов самолетов на город. Обгорели брови и ресницы. В марте 1945г, когда мама приехала за нами, получив разрешение на въезд в Мурманскую область, моя сестра её не узнала и все спрашивала: «А это правда наша мама?»
А папа погиб, так и не узнав, что дочери живы. В своем последнем письме он писал, что его наградили вторым Орденом Красной Звезды, присвоили звание лейтенанта, что ему обещали отпуск в сентябре-октябре. Но в октябре он погиб…»
Моя бабушка - настоящий герой. Никакие трудности жизни не смогли сломить ее стойкого духа, и она до сих пор радует нас своей улыбкой, заботой.
«Летом 1941 мама привезла меня к своим родителям в Ленинградскую область, деревню Кемпелево.
Началась война, папу призвали в армию. Маму – на работу в Кировск. В октябре деревню заняли немцы. Мы оказались на оккупированной территории, а мама и папа в Мурманской области. Почти 3,5 года они не знали, живы ли их дети.
Самый страшный день был, когда мы увидели, как по дороге движутся к деревне немцы. Старики, женщины и дети побежали в погреб к соседям. Танк остановился у входа: «Русс, сдавайся…».
Осенью я пошла в школу. Приду к окну, положу руки на подоконник и слушаю. Учительница пожалела меня, велела попросить у дедушки тетрадь и ручку с перышком и приходить в класс. Но скоро немцы из школы сделали конюшню, и моя учеба в деревне окончилась.
Однажды во время бомбежки я пасла корову, испугавшись, убежала на болото, меня искусали комары, в ранки попала инфекция. Ноги покрылись коростами, ранки гноились. Вылечил меня врач-немец, сдирая пинцетом коросты и присыпая стрептоцидом. Смотрел мне в глаза и показывал: «Будешь плакать – не буду лечить». Вытерпела. Поправилась.
В 1943 Немцы принудительно вывезли нас из Ленинградской области в Финляндию. Мы прошли через страшный лагерь Клоога и карантинный лагерь Ойти. Наконец нас поселили в Пёсёниеми, у хозяина Вильяма Лахинкайнена.
Жили мы в маленьком доме, помогали дедушке и бабушке, чем могли: складывали дрова, загоняли скот в хлев, качали воду. Хозяева нас не обижали, а их дочери сшили нам розовые платья с рюшечками на память.
В Финляндии нас с сестрой хотели забрать в приют, но дедушка не отдал, хотя и трудно было нас прокормить, одеть.
Осенью 1944 я пошла в финскую школу. До школы через болото было 4 км, а по шоссе – 7. Страшно было одной идти по темному лесу. Одета я была плохо, в школе ребята надо мной издевались, обзывали «Рюсса». Я была как затравленный зверек.
19.09.1944 был заключен мирный договор между СССР и Финляндией. И в декабре мы вернулись в Советский союз. Обещали вернуть на прежнее место жительства, но вместо этого привезли на принудительное поселение в псковскую область.
Дедушке удалось разыскать нашу маму. Во время войны мама работала в Кировске в школе, учила детей, которых не успели вывезти. С ребятами дежурили в госпитале, ходили разгружать вагоны, в добровольной дружине тушили на крышах зажигалки во время налетов самолетов на город. Обгорели брови и ресницы. В марте 1945г, когда мама приехала за нами, получив разрешение на въезд в Мурманскую область, моя сестра её не узнала и все спрашивала: «А это правда наша мама?»
А папа погиб, так и не узнав, что дочери живы. В своем последнем письме он писал, что его наградили вторым Орденом Красной Звезды, присвоили звание лейтенанта, что ему обещали отпуск в сентябре-октябре. Но в октябре он погиб…»
Моя бабушка - настоящий герой. Никакие трудности жизни не смогли сломить ее стойкого духа, и она до сих пор радует нас своей улыбкой, заботой.