Ведерников Василий Елисеевич (1893-1970) , участник Великой Отечественной войны, мой прапрадед по материнской линии, родился 15 августа, предположительно в Башмаковском районе Пензенской области.
В 1942 году в возрасте 49 лет был мобилизован из спецторга Народного Комиссариата Внутренних Дел, где работал экспедитором, в одно из пехотных подразделений 28-й армии, штаб которой располагался на территории Астраханского Кремля. Разнарядка пришла. Начальник спецторга, Золотов вручил деду письмо, адресованное военкому. В военкомате деда спросили, знает ли он что принес? Нет, он даже не знал, что через несколько часов ему суждено сменить гражданский костюм на солдатскую шинель. Была в нем такая вот доля святости и внутреннего смирения. Кроме того, он был неблагонадежным по меркам того времени. «Нарушил» суровый советский закон, списав однажды на путине осетра как «снулого», чтобы накормить рыбаков и их голодных ребятишек. Донесли на него, и его арестовали, потом отпустили, но руководство «запаслось компроматом» на Ведерникова. Так что, были тогда неписанные правила. Василий был не из робких, хотя внешне это было незаметно. Рассказывали, что в молодости участвовал в кулачных боях в родном селе, и с братьями Петром и Елисеем называли их «три ангела» за мужество. Такой вот сильный духом он был человек. Он принял свою солдатскую судьбу без лишних слов.
Немец рвался в прикаспийские степи. Гитлеру нужны были на Северном Кавказе нефтяные поля вблизи Грозного и Баку. Он «бросил» на астраханское направление группу армий «А». 28 августа 1942 два немецких полка, два дивизиона артиллерии и 30 танков перешли в наступление в районе Яшкуля. 31 августа немцы заняли Хулхуту.
Надо остановить врага и командование создает 28 армию, и вот уже ее части готовы двинуться в калмыцкие степи в район Холхуты, и он Василий, оставив любимую жену Марию, дочку Фаину 12 лет, Валентину 11 лет, сыновей Серафима 7 лет Александра 5 лет от роду, и того, кто родится без него сына, которого носила его любимая Маня, он тоже готов к этой вот схватке с врагом. Наступило осеннее утро, Мария увидела сон о том, что мужа «погонят» на место боя. Да, тогда так и говорили - «погнали», ибо война была смертельно опасной работой, солдаты знали, что «завтра» для них может не наступить, и никто не хотел умирать. «Бегите, девчата, проститесь с отцом», - вскрикнула мать, и они две хрупкие такие Фая и Валентина побежали к Кремлю. Отец их не думал о себе, а все хотел накормить голодных дочек солдатским супом, отдал свой паек, а это была буханка ржаного с солодом хлеба, и ее называли американская пайка из-за формы, наверное, потому что американцы хлеб нам в СССР не поставляли, но поставляли оружие. За то, что отдал свой паек дед попал на трое суток на гауптвахту. Отряд Василия двинулся в калмыцкую степь без него, и там у Холхуты все они погибли, а он в это время не по своей воле остался в живых и долго пронзительно молился о павших.
Вскоре руководству понадобился внимательный, аккуратный работник при штабе и перед прапрапрадедом моим Василием Елисеевичем поставили задачу вести учет солдат и офицеров, находить их в случае ранения и смерти в бою. Четыре класса образования по тем временам было достаточно для такой службы. Он был точен, исполнителен, не равнодушен к судьбе солдата и его семьи. Не допустил он безвестной потери ни одного бойца.
Однажды дети прислали письмо, где кроме всего прочего написали и про владыку Филиппа, митрополита Астраханского, истинного отца своим православным чадам. Мне рассказывала бабушка, что советская власть не доверяла церкви, а письмо прочли. Перевели Василия Елисеевича из штаба армии в пехоту. Уже рядовым Красной армии дошел он до Берлина, «по-пластунски пропахав половину Европы». Военный билет с записью о взятии Берлина хранится в семейном архиве его дочери.
Астраханцы в составе 248-й стрелковой дивизии штурмовали здания имперской канцелярии, почтамта, гестапо.
После Берлина части 28-й армии маршем были переброшены на Пражское направление, и с утра 7 мая преследовали отходящего противника. 9 мая они вышли на Эльбу, где и закончили боевые действия.
Дома солдата ждали в мае, июне, июле, но он пришел в октябре. Поезда везли демобилизованных с Дальнего Востока, из Приуралья. Мария почувствовала в какой-то вечер, что Вася приедет: пришел эшелон. В сумерках двигались они с сестрой и детьми по насыпи железной дороги, выкрикивая протяжно, как это у волжан будто поют слова иногда : «Ва-а-ся!, и в ответ услышала радостное: «Маня!» Было в этой встрече столько смысла, счастья. Они обнялись, наперебой, плача от счастья, что-то говорили и прижимались к отцу дети. Наград не заслужил, но живой пришел. Рассказывал, как с молитвой в бой шел, в атаку, и молодые парни падали, сраженные огнем врага, а он все шел вперед и пуля не брала его.
Остались в прошлом для семьи долгие ожидания писем, стояния в очередях за хлебом, походы на работу мужа с просьбой выделить хоть что-то оставшимся без поддержки детям, и опасное путешествие на лодке в шторм за сухим камышом для топки печи, которое едва не закончилось бедой, и тиф у старшей дочки - все это было позади, а впереди была долгая счастливая мирная жизнь.
После войны Василий Елисеевич воспитал семерых детей и вплоть до самой смерти 9 августа 1970 года работал регентом церковного хора. Вызвали его как-то в военкомат за наградой, к празднику Победы, спросили где работает, а он правду сказал, что Господу служит. Накричал на него подполковник какой-то, стыдить начал, а он и выбежал, не помня себя от обиды. Больше не пошел за заслуженной наградой. Где же оно это свидетельство того, что Родина его не забыла? Никто не знает.
Он никогда не расставался с камертоном. Говорят, стукнет, бывало, по нему, и от ноты ля выстраивает, напевает мелодию. Он «слышал» музыку и писал ее, исполняя на фисгармонии - маленьком органе. Прабабушка моя Валентина это рассказала своим детям, а ее дочь Надежда, моя бабушка поведала мне. Светлая ему память, моему не легендарному деду, для меня дорогому простому труженику войны.
В 1942 году в возрасте 49 лет был мобилизован из спецторга Народного Комиссариата Внутренних Дел, где работал экспедитором, в одно из пехотных подразделений 28-й армии, штаб которой располагался на территории Астраханского Кремля. Разнарядка пришла. Начальник спецторга, Золотов вручил деду письмо, адресованное военкому. В военкомате деда спросили, знает ли он что принес? Нет, он даже не знал, что через несколько часов ему суждено сменить гражданский костюм на солдатскую шинель. Была в нем такая вот доля святости и внутреннего смирения. Кроме того, он был неблагонадежным по меркам того времени. «Нарушил» суровый советский закон, списав однажды на путине осетра как «снулого», чтобы накормить рыбаков и их голодных ребятишек. Донесли на него, и его арестовали, потом отпустили, но руководство «запаслось компроматом» на Ведерникова. Так что, были тогда неписанные правила. Василий был не из робких, хотя внешне это было незаметно. Рассказывали, что в молодости участвовал в кулачных боях в родном селе, и с братьями Петром и Елисеем называли их «три ангела» за мужество. Такой вот сильный духом он был человек. Он принял свою солдатскую судьбу без лишних слов.
Немец рвался в прикаспийские степи. Гитлеру нужны были на Северном Кавказе нефтяные поля вблизи Грозного и Баку. Он «бросил» на астраханское направление группу армий «А». 28 августа 1942 два немецких полка, два дивизиона артиллерии и 30 танков перешли в наступление в районе Яшкуля. 31 августа немцы заняли Хулхуту.
Надо остановить врага и командование создает 28 армию, и вот уже ее части готовы двинуться в калмыцкие степи в район Холхуты, и он Василий, оставив любимую жену Марию, дочку Фаину 12 лет, Валентину 11 лет, сыновей Серафима 7 лет Александра 5 лет от роду, и того, кто родится без него сына, которого носила его любимая Маня, он тоже готов к этой вот схватке с врагом. Наступило осеннее утро, Мария увидела сон о том, что мужа «погонят» на место боя. Да, тогда так и говорили - «погнали», ибо война была смертельно опасной работой, солдаты знали, что «завтра» для них может не наступить, и никто не хотел умирать. «Бегите, девчата, проститесь с отцом», - вскрикнула мать, и они две хрупкие такие Фая и Валентина побежали к Кремлю. Отец их не думал о себе, а все хотел накормить голодных дочек солдатским супом, отдал свой паек, а это была буханка ржаного с солодом хлеба, и ее называли американская пайка из-за формы, наверное, потому что американцы хлеб нам в СССР не поставляли, но поставляли оружие. За то, что отдал свой паек дед попал на трое суток на гауптвахту. Отряд Василия двинулся в калмыцкую степь без него, и там у Холхуты все они погибли, а он в это время не по своей воле остался в живых и долго пронзительно молился о павших.
Вскоре руководству понадобился внимательный, аккуратный работник при штабе и перед прапрапрадедом моим Василием Елисеевичем поставили задачу вести учет солдат и офицеров, находить их в случае ранения и смерти в бою. Четыре класса образования по тем временам было достаточно для такой службы. Он был точен, исполнителен, не равнодушен к судьбе солдата и его семьи. Не допустил он безвестной потери ни одного бойца.
Однажды дети прислали письмо, где кроме всего прочего написали и про владыку Филиппа, митрополита Астраханского, истинного отца своим православным чадам. Мне рассказывала бабушка, что советская власть не доверяла церкви, а письмо прочли. Перевели Василия Елисеевича из штаба армии в пехоту. Уже рядовым Красной армии дошел он до Берлина, «по-пластунски пропахав половину Европы». Военный билет с записью о взятии Берлина хранится в семейном архиве его дочери.
Астраханцы в составе 248-й стрелковой дивизии штурмовали здания имперской канцелярии, почтамта, гестапо.
После Берлина части 28-й армии маршем были переброшены на Пражское направление, и с утра 7 мая преследовали отходящего противника. 9 мая они вышли на Эльбу, где и закончили боевые действия.
Дома солдата ждали в мае, июне, июле, но он пришел в октябре. Поезда везли демобилизованных с Дальнего Востока, из Приуралья. Мария почувствовала в какой-то вечер, что Вася приедет: пришел эшелон. В сумерках двигались они с сестрой и детьми по насыпи железной дороги, выкрикивая протяжно, как это у волжан будто поют слова иногда : «Ва-а-ся!, и в ответ услышала радостное: «Маня!» Было в этой встрече столько смысла, счастья. Они обнялись, наперебой, плача от счастья, что-то говорили и прижимались к отцу дети. Наград не заслужил, но живой пришел. Рассказывал, как с молитвой в бой шел, в атаку, и молодые парни падали, сраженные огнем врага, а он все шел вперед и пуля не брала его.
Остались в прошлом для семьи долгие ожидания писем, стояния в очередях за хлебом, походы на работу мужа с просьбой выделить хоть что-то оставшимся без поддержки детям, и опасное путешествие на лодке в шторм за сухим камышом для топки печи, которое едва не закончилось бедой, и тиф у старшей дочки - все это было позади, а впереди была долгая счастливая мирная жизнь.
После войны Василий Елисеевич воспитал семерых детей и вплоть до самой смерти 9 августа 1970 года работал регентом церковного хора. Вызвали его как-то в военкомат за наградой, к празднику Победы, спросили где работает, а он правду сказал, что Господу служит. Накричал на него подполковник какой-то, стыдить начал, а он и выбежал, не помня себя от обиды. Больше не пошел за заслуженной наградой. Где же оно это свидетельство того, что Родина его не забыла? Никто не знает.
Он никогда не расставался с камертоном. Говорят, стукнет, бывало, по нему, и от ноты ля выстраивает, напевает мелодию. Он «слышал» музыку и писал ее, исполняя на фисгармонии - маленьком органе. Прабабушка моя Валентина это рассказала своим детям, а ее дочь Надежда, моя бабушка поведала мне. Светлая ему память, моему не легендарному деду, для меня дорогому простому труженику войны.